Гибель среднего класса
Капиталисты и угнетенный рабочий класс — это только наше вчера или еще и наше завтра? Куда делся в России средний класс, на который еще недавно политики и экономисты возлагали такие большие надежды?
Реальные располагаемые доходы россиян снижаются пятый год подряд. За 2018 год они упали по отношению к 2017-му еще на 0,2%, а всего с 2014 года сократились почти на 11%, приводит данные Росстат. В январе 2019 года падение ускорилось: доходы в годовом выражении упали на 1,3%. Минэкономразвития при этом утверждает, что самые бедные россияне стали жить лучше, а самые богатые — хуже. Однако, похоже, это не так. Для основной массы работающих россиян жизнь становится тяжелее, и тому есть объективные причины в состоянии нашей экономики. Однако и за рубежом ситуация не лучше: средний класс сокращается, имущественное неравенство растет, доля бедных среди работающего населения становится все больше. Как получилось, что экономические и социальные достижения второй половины XX века сходят на нет и куда это нас заведет?
Богаты беднеют? Да ладно...
Комментируя данные Росстата о падении реальных доходов населения в 2018 году, Минэкономразвития указывает на «серьезную дифференциацию» в зависимости от уровня доходов. Доходы наиболее бедных слоев населения в минувшем году повысились, говорят в МЭР и приводят следующие аргументы: МРОТ в 2018 году наконец-то был повышен до прожиточного минимума, увеличились выплаты семьям с детьми и выросли зарплаты в бюджетном секторе. В свою очередь, доходы наиболее обеспеченных россиян уменьшились из-за роста налогов на недвижимость, снижения доходности по банковским депозитам и росту платежей по ипотечным кредитам. Однако здесь очень важно уточнить, кто именно те самые «наиболее обеспеченные» россияне.
«Согласно расчетам МЭР, в реальном выражении, то есть с учетом инфляции, сократились доходы так называемых восьмой и девятой децили, которые, по данным Росстата, имеют среднюю зарплату примерно в 50—60 тысяч рублей в месяц, — говорит начальник управления аналитики и стратегического маркетинга Промсвязьбанка Николай Кащеев. — Согласно собственной оценке Аналитического кредитного рейтингового агентства, 60 тысяч — это нижняя часть среднего класса (кроме Москвы, где планка отнесения к среднему классу — свыше 120 тысяч рублей)». То есть доходы упали, к сожалению, не у олигархов, а у малочисленных представителей российского среднего класса. Средняя зарплата в стране, напомним, по данным Росстата, составляет 42,6 тыс. рублей.
«В то же время у наиболее состоятельных граждан выросли доходы, которые формируются от экспорта сырья: в 2018 году цены на сырьевые товары были высокими, — говорит генеральный директор МФК «Займер» Роман Макаров. — С учетом слабого рубля они принесли большие прибыли владельцам и топ-менеджерам экспортно ориентированного бизнеса».
Средний класс или посредственный?
В прошлом году Аналитическое кредитное рейтинговое агентство (АКРА) опубликовало исследование «Основные мАКРАтренды: рост региональной дифференциации в России», где подсчитало, что для того, чтобы быть причисленным к среднему классу, россиянин должен получать минимум 60 тыс. рублей в месяц, если живет в регионе, и от 121,1 тыс. рублей, если живет в Москве. Большинство экономистов соглашаются с такой оценкой.
Доля среднего класса постоянно сокращается с 2014 года, однако по итогам 2018-го Росстат показал рост среднего класса на 1%. Правда, надо помнить, что наша статистика не очень хорошо видит богатых. В реальности мы видим растущее расслоение общества: о нем свидетельствует такой индикатор, как коэффициент Джини, при котором нулевое значение означает минимальный разрыв в доходах, а единица — максимальное. В 2012 году он составлял 0,42, а в 2017-м — уже 0,41 (за 2018 год этот показатель остался без изменений).
Средний класс — экономическая и политическая основа общества — предмет особого изучения российских экономистов. Потому что в зависимости от того, по какому критерию его мерить, исследователи получают цифры от 4% до 80% населения России. И все же, если свести материальные признаки среднего класса к уже названным 60 тысячам в месяц, то таких людей в России около 10%. Расчеты, которые проводят по собственным методикам Институт социологии РАН, РАНХиГС и другие научные центры, дают разброс оценок в диапазоне 20—30%.
Однако проблема в том, что россияне с зарплатами от 60 тыс. рублей в месяц и москвичи с зарплатами от 120 тыс. — это люди со средним достатком, но не обязательно относящиеся к среднему классу. Классические определения среднего класса включают в себя не только определенный уровень благосостояния, но и уровень образования и работы (условно говоря, «белые воротнички»), а также определенное мировоззрение.
Именно мировоззрение, а не самоидентификация, как любят обозначать в нашей стране. Мало считать себя средним классом, важно соответствовать ему. Например, директор по социальным исследованиям НИУ ВШЭ Лилия Овчарова подчеркивает, что средний класс является мобильным с точки зрения карьеры. Содержательное отличие среднего класса в том, что он готов инвестировать свои ресурсы в образование, здравоохранение и нести другие расходы, связанные с развитием, подчеркивает эксперт. И не только.
«Быть представителем среднего класса — это больше, чем иметь определенный доход, высшее образование, работу в офисе, экономическую безопасность, недвижимость в собственности и определенные социальные и политические взгляды. Класс определяется также мировоззрением», — пишут эксперты американского исследовательского центра Pew.
Германский экономист и впоследствии канцлер Германии Людвиг Эрхард, заложивший основы современной социально-экономической системы ФРГ, еще в 1954 году писал, что «качественными признаками среднего класса являются чувство собственного достоинства, уверенное и стабильное социальное положение, независимость существования и суждений, смелость поставить свое существование в зависимость от результативности собственного труда». И вот тут мы приходим к грустному наблюдению.
В сегодняшнем якобы среднем классе России — в основном те, кто тратит бюджет, а не наполняет его. А те, кто наполняет, все чаще спускаются вниз по имущественной лестнице.
Недавнее исследование, проведенное ВШЭ, показало, что за последние десять лет структура людей, относящихся к российскому среднему классу (будет правильнее сказать, к обладателям среднего достатка), изменилась: в ней увеличилась доля силовиков и бюджетников (работников сферы образования и медицины) — с 29,6% в 2007 году до 40,2% в 2015-м. Одновременно сократилась доля работников науки и культуры, а также занятых в различных видах бизнеса — промышленности, торговле, строительстве. И этот процесс продолжается.
Более того, если говорить о бюджетниках, в этот «средний класс» попадают лишь те, кто занимает верхние управленческие позиции. Потому что разница в оплате труда рядового учителя и завуча или директора школы в рамках одного образовательного учреждения может достигать 5—6 раз. В медицине аналогичная ситуация.
То есть в сегодняшнем якобы среднем классе России — в основном те, кто тратит бюджет, а не наполняет его. А те, кто наполняет, все чаще спускаются вниз по имущественной лестнице.
Глобальная бедность
Однако проблема в том, что работающим людям становится тяжелее жить во всем мире. По крайней мере, в развитом. Рост благосостояния, расцвет среднего класса, который наблюдался в развитых странах после Второй мировой войны, кажется, исчерпал свой ресурс.
Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) приводит такую статистику: сегодня разница в доходах между 10% самого богатого населения стран ОЭСР и 10% самого бедного составляет 9,5 раза. Для сравнения: 25 лет назад она составляла 7 раз. Сегодня 10% самых богатых людей в мире обладают половиной всего благосостояния на планете, в то время как 40% самого бедного населения — только 3%.
Причем Россия, на первый взгляд, выглядит не так уж плохо на фоне других стран. «Например, по данным Всемирного банка, верхний дециль по доходам в РФ зарабатывает в 11 раз больше нижнего (по данным Росстата — в 16), а в Бразилии — в 37 раз, в США — в 18 раз, в Германии — в 7,5 раза, — говорит Николай Кащеев. — Проблема в том, что в развитых странах, где коэффициент расслоения больше, чем в России (например, в США), или близок к российскому (например, в Италии), заметно выше общий уровень жизни. Именно об этом говорят более чем скромные численные показатели среднего класса в РФ по меркам, близким к европейским».
Положение россиян становится еще более печальным, если посмотреть, как менялось благосостояние разных слоев населения во времени. «В мире, по данным Мировой базы данных по неравенству, с 1980 по 2016 год общий размер доходов всего населения увеличился на 60% в реальном выражении, людей с невысокими доходами (нижние 50%) — удвоился, люди со средним доходом (40% населения) стали зарабатывать больше на 43%, а доходы богатых возросли на 70%», — приводит данные Николай Кащеев. Пусть вас не обманывают цифры, демонстрирующие, что даже бедные стали жить вдвое лучше. В реальности все сложнее.
«В России доходы нижних 50% упали на 26% в реальном выражении, доходы среднего класса выросли на 5%, а богатых 10% — почти втрое, — продолжает Кащеев. — Что за методология использовалась для сравнения 2016 и 1980 годов для России и СССР, мы не рассматривали. Однако насчет большей или меньшей точности данных для США сомнений нет: нижние 50% увеличили доходы на 5%, средние — на 44%, богатые — на 123%. В Европе картина намного равномернее: 26%, 34% и 58% соответственно». Откуда же взялось это удвоение доходов бедных, зафиксированное на глобальном уровне? В первую очередь — за счет Китая, поясняет Кащеев.
Если же говорить о странах развитого мира, то в них у бедности есть определенная черта. В странах с развитой пенсионной системой в значительной степени решена проблема бедности пенсионеров, а вот работающие бедные — частая история и в Британии, и в Штатах, ну и в развивающихся странах, говорит главный экономист рейтингового агентства «Эксперт РА» Антон Табах.
Сегодня разница в доходах между 10% самого богатого населения стран ОЭСР и 10% самого бедного составляет 9,5 раза. Для сравнения: 25 лет назад она составляла 7 раз.
Раньше было лучше?
Почему это произошло? Причин несколько.
Во-первых, перестали работать социальные лифты, которые позволяли подниматься вверх по социальной и имущественной лестнице. В прошлом году ОЭСР опубликовала исследование «Сломанный социальный лифт? Как стимулировать социальную мобильность», которое демонстрирует, что социальный лифт хорошо работал для тех, кто родился с 1955 по 1975 год, а для более молодых он функционирует куда хуже.
Более того, этот лифт превратился, скорее, в «социальную шахту»: сегодня гораздо легче провалиться в бедность и нищету, чем улучшить свое положение. За четыре года наблюдений эксперты ОЭСР обнаружили, что каждая седьмая семья, принадлежащая к среднему классу, опустилась в группу самых бедных (нижние 20% по доходам). Среди семей из категории «нижний слой среднего класса» скатилась в бедность уже каждая пятая.
Во-вторых, перестали расти зарплаты. С начала 2013 года рост реальных зарплат в США составляет около 2% в год по сравнению с 4% до кризиса 2008 года и 7—9% в 1970-х и начале 1980-х годов. В странах ЕС последние годы рост номинальных зарплат оказывается ниже инфляции. То есть реальный размер зарплат снижается.
Более того, если сгладить небольшие колебания за последние десятилетия, то окажется, что покупательная способность американских зарплат не изменилась за последние 45 лет. Средняя ставка за час сегодня — 23,68 доллара, это ровно столько же для потребителя, сколько и средняя ставка в 1973 году — 4,03 доллара. Но все еще хуже. Шанс американца на рост зарплаты напрямую зависит от размера этой зарплаты. Бюро трудовой статистики США подсчитало, как растут в реальном выражении зарплаты с 2000 года. Для 10% самых низких зарплат в США среднегодовой рост составил 3%, для нижних 25% — уже 4,3%. Но вот для тех, кто получал 10% самых высоких зарплат, расклад уже другой: среднегодовой прирост составил 15,7%. То есть в пять раз выше, чем у 10% самых низких.
Зарплаты в реальном выражении перестают расти отчасти из-за высокой инфляции, которая в современном мире все чаще зависит от цены на энергоресурсы, чем от состояния дел в национальной экономике. На них также давит технологический прогресс, о котором мы скажем чуть позже, и в некоторых сферах — приток мигрантов, офшоринг, аутсорсинг и прочие глобальные процессы на рынке труда.
Примечательно, как меняются доли труда и капитала в совокупном продукте. По данным МВФ, в период с 1970 по 2015 год доля труда сократилась с 55% до 51%: то есть на оплату труда уходит все меньшая доля прибыли компании. Прекрасной иллюстрацией стала история со снижением корпоративных налогов в конце 2017 года в США: предполагалось, что сэкономленные деньги превратятся в приток инвестиций в основной капитал. Это приведет к росту производительности компании и со временем к росту зарплат. Однако вместо этого рынок увидел бум при выкупе акций: эти средства пошли в карманы топ-менеджеров.
И это еще одна причина растущего неравенства: если зарплаты растут медленнее ВВП, то доходность капитала — быстрее. «Рост неравенства в западных странах продолжается уже десятилетиями, но сильное ускорение темпов произошло после 2008 года: доходы от капитала стали расти быстрее, чем от производительного труда, — говорит Роман Макаров. — Крупнейшие центральные банки (ФРС США, ЕЦБ, Банк Японии) для преодоления последствий кризиса запустили печатный станок и накачали мировую экономику огромным количеством денег, что усугубило проблему. Это привело к самому долгому непрерывному циклу роста мировых фондовых рынков в истории, что резко увеличило доход владельцев капитала. Например, состояние 20 самых богатых людей с 2008 года увеличилось вдвое».
«Многие известные личности, в частности Марк Цукерберг, Джефф Безос, в разы увеличили свои состояния за счет роста акций технологических компаний, — отмечает аналитик компании QBF Денис Иконников. — Аналогичная ситуация и в России, где акции сырьевых компаний в последние десять лет выросли в разы».
Таким образом, разрыв между бедными и богатыми начал расти во всех развитых странах и даже в США, говорит первый вице-президент «Опоры России» Павел Сигал.
Рост неравенства в западных странах продолжается уже десятилетиями, но сильное ускорение темпов произошло после 2008 года: доходы от капитала стали расти быстрее, чем от производительного труда.
Проклятие сбылось: мы живем в эпоху перемен
Дальше будет только хуже. Сокращается число рабочих мест для работников без продвинутого образования, уверен Антон Табах. Причина — смена технологического уклада. «Выдающиеся в различных отношениях люди в результате технологического прогресса получили эксклюзивную возможность для обогащения, в то время как общая, «конвейерная» масса населения все менее востребована», — считает Николай Кащеев.
Мы присутствуем при смене технологического уклада, а эти процессы всегда проходят болезненно для общества. «Нынешние противоречия, возникающие из-за идущей постиндустриализации с сопутствующей глобализацией, проходят и внутри стран, и по географическим границам не только у нас и наших главных геополитических партнеров, но и в Европе, и на Ближнем Востоке, и, вероятно, в скором времени пойдут в Китае, — продолжает Кащеев. — Смена социально-экономической парадигмы (уклада), которая сродни процессам былой индустриализации и урбанизации, сегодня снова порождает высокое напряжение там и тут».
Этот сдвиг начался в 1980-х годах, но самые тяжелые последствия для общества мы увидим в следующие 20 лет, прогнозирует управляющий директор группы Macro Trends компании Bain & Company Карен Харрис. По ее словам, в течение следующего десятилетия в одних только США в развитие автоматизации будет инвестировано до 8 трлн долларов, что приведет к исчезновению 20—25% рабочих мест (для США это означает около 40 млн рабочих мест), а 80% работников столкнутся со снижением заработной платы.
Выгоду от автоматизации получат лишь 20% населения — наиболее высококвалифицированные (в нужных отраслях) специалисты и владельцы капитала. Конечно, в долгосрочной перспективе уровень жизни улучшится и все выиграют, но в ближайшие годы уровень жизни значительной части населения снизится, что приведет к снижению потребления и к замедлению экономического роста, предупреждает Харрис. «Последний раз изменения подобного масштаба мы наблюдали при трансформации аграрного общества в индустриальное», — говорит эксперт.
Неизбежным следствием этих перемен уже сейчас стал популизм. «Феномен Трампа — как раз реакция на такую причину разрыва доходов и попытка вернуть производство в США, поскольку хай-тека оказалось недостаточно», — указывает Павел Сигал. Но постепенно правый популизм сменится на левый, да и в целом рост левых настроений предопределен во всем мире, разве что проходить будет с разной скоростью, считает Николай Кащеев. Все более активно будет обсуждаться тема перераспределения и изучаться опыт Швеции как сверхсоциального государства.
«Судя по популярности повышения налогообложения богатых в США, мы можем увидеть радикальное изменение государственной политики, — говорит Антон Табах. — В американской прессе пишут, что казавшаяся безумной идея ставки подоходного налога для сверхбогатых в 70% теперь поддерживается большинством населения».
Читайте также: Сколько нужно зарабатывать в России, чтобы считаться средним классом?
Продать себя подороже
А чего ожидать в России?
«В России прогноз неважный: пока не начата замена рентной сырьевой модели экономики, ничего особенно хорошего людей не ждет», — категоричен Николай Кащеев.
«Российская структура бедности сложилась после распада СССР и разрушения тех производственных структур, которые формировали экономику с точки зрения вовлечения максимальных человеческих ресурсов», — говорит Павел Сигал. В бедность ушло множество профессий. Исправить ситуацию, по мнению эксперта, можно лишь при условии многолетнего устойчивого развития, что позволит возникнуть новым бизнесам в новых отраслях. Однако об этом говорят давно и безнадежно. Но что надо делать?
Повышать качество рабочей силы, чтобы и при текущей экономической ситуации люди могли бы улучшить свое положение, предлагает Антон Табах. «Надо улучшать навыки работников путем дополнительного образования, стимулировать создание новых рабочих мест путем налоговых льгот и госпрограмм, снижать барьеры для миграции», — перечисляет Табах.
Важно повысить доступность образования не только для учащихся, но и для трудоспособного населения, считает управляющий партнер консалтинговой компании Rebridge Capital Сурен Айрапетян. «В эту сторону сейчас двигается и государство, и крупные бизнесы, создавая различные образовательные порталы, доступ к которым можно получить бесплатно, — говорит эксперт. — Новые знания и навыки, конечно же, позволят гражданам увеличивать свои компетенции».
Но одновременно надо сократить штат низкооплачиваемых практически ничего не производящих рабочих мест, считает Роман Макаров. «И это самое трудное решение, — признает он. — Работников следует переобучить и повысить их квалификацию, чтобы они могли найти новое, высокопроизводительное рабочее место». Макаров соглашается, что реализация подобной экономической политики повысит уровень безработицы в первые годы. Поэтому нужна система социального обеспечения, которая позволила бы безработному получать адекватное пособие в период переобучения.
Конечно, повышение качества рабочей силы, рост производительности труда и, следовательно, заработных плат быстрее происходит в случае разгосударствления экономики: частный бизнес более мобилен в этих вопросах, добавляют наши эксперты. Но на это вряд ли пока стоит рассчитывать в России. Поэтому лучше вспомнить про то, в чьих руках находится спасение утопающих, и подумать, как самостоятельно, без помощи начальства, повысить свою стоимость на рынке труда.
Автор: Милена Бахвалова