Венец старения. Частные дома престарелых

Я еду в старейший московский частный дом престарелых на Большой Ордынке — официально он называется мини-пансионатом "Замоскворечье". Ну вот почему, скажем, непременно сдохнуть? Не знаю. Тут у каждого отдельная комната, ремонт отличный, пахнет булками. "Это рай, рай!" — подтверждает чистенькая, интеллигентного вида старушка, которую постановочно усадили за пианино музицировать. Видно, между прочим, что про рай не врет и что играть не умеет. Про другую старушку, которая из комнаты не выходит, но радостно мне улыбается, сестра рассказывает вполголоса, что ее перевели недавно из другого пансионата, тоже частного, с болевым синдромом — старушку там били. "Звери-то какие! — Сестра говорит уголком рта, не забывая об умильной улыбке в сторону пациентки.— И ведь старушка-то золото, не то что некоторые бывают".

В ресторане, расположенном внизу, просят обождать. В углу висит парадный портрет основателя бизнеса — Виктора Митрофановича Ланге, который 17 лет назад начал расселять этот дом, переоборудуя его под пансионат, и брать со своих постояльцев в оплату услуг московские квартиры. Правительство Москвы этот его почин нашло интересным, разрешило продолжать дело Ланге и само не осталось в стороне. В 1994 году вышло постановление "О социальной поддержке одиноких пожилых граждан и гарантиях в обмен на добровольную передачу ими жилой площади в собственность г. Москвы", и вслед за пансионатом "Замоскворечье" появилось еще несколько социальных домов, но уже под крылом "Моссоцгарантии". Напротив портрета Ланге — портрет Лужкова. В марте 2006 года Ланге умер, а годом позже его наследники немного изменили правила, помимо квартирной схемы введя посуточную плату за проживание. Схема оказалась более востребованной, чем квартирная, во всяком случае, летом и в новогодние праздники, когда дети разъезжаются, все сорок номеров были заняты. Сейчас сутки в "Замоскворечье" обходятся в 1,5 тыс. рублей.

Директор пансионата вместе со своей помощницей ведут переговоры с двумя молодыми женщинами, которые пришли устраивать в пансионат свою очень старенькую мать. Одна из женщин поит старушку чаем, все время вытирая ей рот салфеткой и безостановочно гладя ее по голове, как будто прощения просит...

Александр Долгополов: Прежде чем отправиться в частный пансион для пожилых людей в Монино, я провел кое-какие исследования относительно московского региона в принципе. Я выяснил, что есть государственные программы: тем, кто обслуживает себя сам, предлагают отдать квартиру государству и переселиться в "социальный жилой дом" (их в Москве четыре). Там отдельные квартиры, которые распределяются пропорционально отданному в бюджет: есть крохотульки гостиничного типа, а есть трехкомнатные. Имеются у Москвы также девять обычных пансионатов для престарелых и 18 психоневрологических. Там жильцы расплачиваются за проживание лишь двумя третями пенсии. Считается, что московские "общего типа" лучше прочих, во всяком случае, они пока не были замечены в новостях о пожарах. Очередь в такие пансионаты одинаково велика во всех регионах.

Пансионат в Монино два года назад построила компания Senior Group. Ее основатель — Николай Кобляков — долго изучал международный опыт в этой отрасли и в конце концов понял, что опыт ему нужно использовать французский. Так у него появился партнер — европейский оператор сениор-отелей Group Almage, французское название пансионата Moninot, французские технологии и французский директор.

Директора я встретил у входа. Это симпатичная и очень молодая девушка, зовут ее Анаис Габер. Она долго водит меня по пансионату. Роскошь не бьет в глаза: добротный трехзвездный отель, не более, но очень удобный для стариков. Вместо лестниц — пандусы, угол наклона не более шести градусов, а стулья такие, что на них легко садиться и с них легко вставать даже совсем немощным. Жильцы, по возможности, все делают сами — в этом, по словам Анаис, заключено важное условие продления и полноты их жизни, но у каждого на одежде закреплено устройство с кнопкой вызова персонала. Со слов Анаис — точнее, со слов ее переводчика — я понял также, почему Николай Кобляков выбрал для Moninot все французское.

— У нас во Франции решение о том, чтобы определить пожилого человека в дом престарелых, принимается так же тяжело, как в России. Для нас это также всегда вынужденный шаг, и европейская система Senior Care — она реально направлена не на шестидесятилетних и даже не на семидесятилетних людей, которые, как правило, в состоянии сами за собой ухаживать, а на людей более старшего возраста. А вот в Америке, например, все иначе. Там дочь может подарить не старой еще матери ваучер в пансионат для пожилых, и мать будет счастлива этим подарком. В Америке это огромный и очень развитый рынок. Там есть отдельные пансионаты для людей "раннего" пожилого возраста, где они живут полной жизнью, влюбляются, женятся, танцуют и все такое. Отдельные — для людей, требующих ухода, отдельные — для людей с болезнью Альцгеймера и т. д.

Екатерина Дранкина: Если говорить о российском рынке услуг для пожилых людей в принципе, то в первую очередь и наиболее масштабно на нем начал развиваться сегмент патронажных служб. Сейчас таких служб уже несколько десятков. Это понятно: инвестиции в этот бизнес небольшие, нужен только персонал и минимальная реклама в интернете. Некоторые участники рынка утверждают также, что предложение просто шло за спросом: десять лет назад количество людей, нуждающихся в специальном уходе, было существенно меньше, чем сейчас, и самое главное — у них не было такого количества состоятельных детей и внуков. Люди, нуждающиеся в услугах патронажной службы, как правило, моложе тех, кого родственники вынуждены помещать в дом престарелых. Согласно российским реалиям, средний возраст жителей домов престарелых — 85 лет.

По мере старения населения дело дошло и до строительства пансионатов. И бизнес откликнулся. В последние годы пансионаты для престарелых появляются не то чтобы как грибы, но все же их уже довольно много. Насколько я поняла, временной разрыв между первым и вторым частными пансионатами составил больше десяти лет — только в 2005 году открылся дом престарелых в Тарусе. Его построила как раз начавшая с патронажной службы компания "Патронаж.ру". А за истекшие пять лет такие дома появились главным образом, конечно, в Подмосковье, но, впрочем, и в других регионах. В Башкирии, например, строит элитный дом престарелых "Дольче вита" глава местной ассоциации рестораторов и отельеров Азат Равилов. Но в основном, конечно, о сладкой жизни в этом деле не распространяются. Помимо коммерческих пансионатов есть некоторое количество богаделен, находящихся под патронажем благотворительных организаций. Они в кризис пострадали больше всего. По словам координатора программы "Друзья милосердия" Натальи Виноградовой (в числе других проектов — Свято-Спиридоньевская богадельня), в кризис пожертвования сократились, причем именно на стариков перестали жертвовать почти совсем.

Александр Долгополов: Николай Кобляков, построивший Moninot, безусловно, самый продвинутый инвестор на этом нашем юном рынке для стариков. Сам он молод, окончил Лондонскую школу экономики, долго прожил в Европе и мыслит исключительно масштабно. Сейчас Кобляков пошел работать в какую-то полугосударственную структуру и больше интервью не дает. Но в своих прежних интервью он говорил о том, что хотел бы построить 25 пансионатов, найдя для этого €111 млн инвестиций, и продать всю сеть через пять лет минимум втрое дороже. Этих денег он пока не нашел. Утверждает, что люди, отказавшиеся в кризис от планов вкладываться в его проекты, теперь кусают локти: в отличие от ритейлеров и отельеров, он кризиса не почувствовал. Если в отеле и пустуют номера, то двухместные, на втором этаже, а на номера-люксы — даже не в праздничные дни — лист ожидания. Что самое удивительное, далеко не все жильцы здесь — бабушки олигархов и сенаторов. Был, например, очень преклонных лет джентльмен, который, как мне показалось, пытался приударить за Анаис, и он оказался очень заслуженным работником, чье пребывание в пансионате оплачивает родное его предприятие. А пребывание тут еще нескольких стариков их внуки оплачивают вскладчину. Средний возраст-то — 85, и потомков у каждого — с десяток.

Екатерина Дранкина: Бизнесменам в этом секторе не позавидуешь. Все они — пионеры, все учатся на своих ошибках. Рамаз Ахметели, директор компании "Желтый крест" (один мини-пансионат в Кузьминках, еще один — под Ногинском), пока что для себя сделал вывод, что высокорентабельным этот бизнес может быть только в том случае, если выкорчевать в себе все человеческое. "Я беру лежачих стариков, беру стариков с Альцгеймером,— говорит он.— Почти никто их не берет, а я беру. А они дети. Для них нужно делать игровую комнату — и я делаю. Я пытался в прачечную сдавать белье, но это дорого, и я построил свою прачечную, там у меня машинки Miele".

Марина, владелица другого подмосковного пансионата на 15 мест "Домик в лесу", так и вовсе жалеет о том, что ввязалась в это дело.

— Это была идея моей свекрови,— говорит она.— Она любит готовить, ей нравится жить на природе, вот мы и сняли коттедж, сделали ремонт и сдаем по 40 тыс. в месяц. Комнаты сейчас почти все заняты, но затраты все растут и растут, и прибыли нет. Это по ходу дела выясняется, что нужны бактерицидные лампы, белья нужно много, много персонала. Мы ведь, как говорится, в ответе за них. Кормим вкусно, ухаживаем. У меня, например, летом психолог работал, потому что много депрессивных. Рыдают, ругаются. Мне не очень нравится этот бизнес. Жалко стариков — их сдают, а потом от родственников ничего не добьешься — ни лекарств нужных, ни приехать вовремя. Вот недавно женщина привезла отца — он в молодости семью бросил, никогда с дочерью не общался, а как старый стал — оказался у нее на руках. Конечно, она денег заплатит, чтобы за ним уход был, но самой ей не очень-то интересно, что с ним происходит. И государству не нужны старики. Мы-то не медицинское учреждение, работаем по договору ухода, так что если что — скорую вызываем. А скорая не берет стариков.

Александр Долгополов: Социологи не верят в то, что частные дома престарелых будут иметь спрос. Даже несмотря на то что государственные ужасны и их не хватает. Не хватает, если сравнивать нас с Францией, где тоже стыдно сдавать родственников в богадельни. У нас полторы тысячи домов престарелых, а в маленькой Франции — семь тысяч. И все же вот что мне сказала социолог Елена Вовк: "Общинные корни русского народа и принципы семейности предполагают только одну модель взаимоотношений — пожизненное внимание и заботу родных. Вряд ли в ближайшие 100 лет произойдет сдвиг в национальном менталитете и вряд ли отношение к домам престарелых будет менее негативным". Но мне более убедительной показалась точка зрения Анаис Габер. Она тоже, конечно, говорила про общинные корни, но уровень комфорта, безопасности и ухода вроде как оказывался важнее корней. Во Франции, во всяком случае. За последние 20 лет отношение к домам престарелых там сильно изменилось в лучшую сторону.

Как за последние 20 лет постарело население России