Как строятся иллюзии: экономика

Все постсоветское пространство прошло через множество моделей идеологий, экономик, политик, религий. Каждая из них всякий раз объявлялась единственно правильной, а с ее противниками активно боролись. И с этой моделью единственно правильной идеологии, политики, религии, экономики мы не расстались.

Мы слабо знаем реальность, особенно новую, а стоящие за ней теории на самом деле часто противоречат правде. Они просто не переосмысливаются, и за правду принимаются наиболее вероятные объяснения.

Известная цитата Ю. Андропова «Мы не знаем страны, в которой живем» принадлежит перу помощника М. Суслова, который написал для своего шефа статью. Пока статья готовилась к печати, Суслов умер, и у работы появился новый автор — Андропов, чью мудрую мысль теперь цитируют потомки (есть и другая версия, что статью писали для Л. Брежнева). Правда, это было характерным для всех партийных лидеров. Теперь мы вполне нормально реагируем на то, что президенты произносят тексты, написанные спичрайтерами.

Мир живет в рамках ошибочных теорий и неадекватной истории. Победы той или иной экономической концепции, например, не связаны с экономикой. Победа либеральной концепции пришла в результате интенсивных информационных кампаний. Это следствие нового развития информационного компонента цивилизации, когда можно продвигать нужные идеи, опираясь на вполне объективный инструментарий. Религия делала то же самое, но она делала это интуитивно, поэтому такое продвижение занимало у нее столетия. Мир получил не то, что хотел он, а то, что другие хотели, чтобы мир захотел получить.

А. Кертис рассказывает, как это сделали всего лишь два человека — Энтони Фишер и его друг Оливер Смедли. Причем им удалось продвинуть эту модель экономики в неблагоприятной для нее среде: «Их игнорировали, поскольку практически все политики и журналисты от левых до правых верили в кейнсианскую идею, что государство должно вмешиваться в управление экономикой. Все были убежлены, что оставленный сам себе свободный рынок придет к катастрофе, как это случилось в тридцатые. Фишер был консерватором, Смедли — либералом, но они оба верили, что их партии ведут Британию к пропасти, очарованные фальшивыми мечтами планировщиков».

Э. Фишер создал первый think-tank для поддержки идей свободного рынка. Но поскольку таких «танков» было не один, а сто пятьдесят, то совершенно понятна их «объяснительтная» сила, которая обрушивалась на умы граждан Запада.

В другом своем выступлении Кертис объясняет базовую ошибочность этого подхода: «Важным элементом является то, что эти системы не имели практически ничего общего с исходной идеей "рынка". Реально они представляют собой псевдонаучные элементы планирования, созданные политиками и группой технократов, которые заимствовали гораздо больше идей холодной войны об обратной связи в кибернетике, чем из рискованных американских горок рынка. Чтобы создать такие системы, им пришлось существенно увеличить государство и расширить его власть, что полностью противоположно утопии свободного рынка. Когда исследовать корни неолиберальной идеи рынка, можно увидеть еще более странные вещи. Идеи, выросшие в послевоенное время и захватившие воображение таких людей, как М. Тэтчер, реально являются очень странной мутацией капитализма. Если послушать интервью Фридриха Хайека, то он говорит скорее как системный инженер времен холодной войны, обсуждающий информационные сигналы и обратную связь, а не как Адам Смит, с его теориями нравственного чувства».

В результате постепенно новое понимание, которое предложил Хайек, захватило весь мир, первыми эту модель приняли Рейган и Тэтчер, что по сути привело к уничтожению модели социального государства.

Для Фишера такой путеводной звездой стал Хайек, под идеи которого Фишер и сделал первый think-tank. Кстати, Хайек и научил его, как вести эту борьбу, что в результате и привело самого Хайека к Нобелевской премии.

В фонде Тэтчер есть письмо Хайека Фишеру от 1 января 1980 года. Оно достаточно объемно и напечатано на машинке, что вполне естественно. В нем Хайек пишет о своей модели воздействия на общество: «Я говорил об этом тридцать лет назад, что мы можем победить социалистический тренд, только когла мы сможем переубедить интеллектуалов, создателей общественного мнения. Мне представляется, что это получило хорошее подтверждение».

В США также выделяют группу миллиардеров, начиная с братьев Кохов, которые тоже вкладывали деньги в идею ограниченного государства, снижения индивидуальных и корпоративных налогов, минимизации социальных услуг. В книге Мейер их называют донорами этой новой идеологии [Mayer J. Dark money. The hidden history of the billionaires behind the rise of the radical right. — New York, 2016].

Дж. Бланделл, директор того первого Института экономических проблем, созданного Фишером, правда, говорит, что Хайек не мог вспомнить своей первой встречи с Фишером [Blundell J. Hayek, Fisher and The road to serfdom // Hayek F.A. The road to serfdom. — London, 2001]. Он не опровергал ее, но говорил, что не помнит. Эта встреча произошла сразу после войны. Хайек провел ее в Кембридже, а потом перешел в Лондонскую школу экономики. Фишер в разных местах Англии тренировал пилотов в стрельбе, а потом оказался в Лондоне в той структуре, которая впоследствии превратилась в министерство обороны. Таким образом они стали работать в десяти минутах друг от друга.

Бланделл в другом своем выступлении подчеркивает следующие идеи Хайека [Blundell J. Waging the war of ideas. London, 2003]: «Общество может быть изменено только с помощью изменений идей. Сначала вы должны достичь интеллектуалов, учителей и писателей, с помощью обоснованных аргументов. Их влияние на общество будет превалировать, а политики лишь последуют за ними». Это изложение разговора, состоявшегося в 1946 г., когда Фишер пришел спросить у Хайека о перспективах политической карьеры. Хайек отговорил его от этого, предложив взамен практически роль пропагандиста либеральной экономики.

Хайек интересным образом определял, кто же является интеллектуалом. Он увидел две важные характеристики:

• способность говорить/писать по большому количеству вопросов,
• возможность знакомиться с новыми идеями до того, как с ними познакомится широкая публика.

Джон Бланделл, который описывает смысл и способы работы Хайека и Фишера по продвижению идей либеральной экономики, акцентирует следующие ее основания:

• прорыночные идеи оказались нерелевантыми и увлекающими людей, тем самым открылся путь к нерыночным идеям,
• люди заняты сегодняшними событиями, теряя из виду долговременные последствия,
• интеллектуал является «привратником» идей,
• лучшие прорыночные люди становятся бизнесменами, лучшие антирыночные — интеллектуалами и учеными,
• надо верить в силу идей.

Хайек выстроил алгоритм продвижения идеи, причем выстроенный на хорошем анализе неудач прошлых попыток.

Это по сути моделирование роли привратника (gatekeeper'а), которая заложена в западный подход к анализу новостей. Есть также работы, которые связывают Хайека с теорией сложных систем.

Кстати, Кертис очень давно обратил внимание на системы подсказок в Амазоне, Нетфликсе и других, которые также реализованы в микротаргетинге в избирательных технологиях. При этом Кертис ссылается на мнение П. Маес, которая сказала: «…Неизбежным результатом становится сужение и упрощение вашего опыта, ведущее людей к замыканию в статической, навсегда суженной версии себя самого».

Другой ее идеей является изменение взгляда на компьютер как на десктоп, устройство на столе. Этот взгляд превалировал, когда компьютер использовался только для вычислений, однако сегодня он используется для всего, начиная с разговора с друзьями. Она занимается тем, что разрабатывает новые идеи для взаимодействия человека с компьютером, которые лучше интегрируют дигитальный мир и наш физический опыт. Метафора десктопа сужает понимание наших новых возможностей.

Наши представления о мире, слабо изменяемые по мере развития самого мира, мешают проявлениям креативности и инновационным изменениям в обществе. Например, в целях расширения сознания для развития креативности многие известные фирмы в Силиконовой долине оплачивают для своих сотрудников разные варианты обучения медитациям.

При этом идеология тоже может быть экономикой, что мы можем увидеть по следующему наблюдению художника Э. Булатова: «Я не думаю, что Америка или Европа менее идеологизированны, чем советская система. Просто там другая идеология — рынка. И в каком-то смысле она опаснее для нашего сознания, потому что советская идеология была откровенно бесчеловечна, и потому ее было легко отделить и увидеть, посмотреть на нее со стороны. А идеология рынка не бесчеловечна, на оборот, она все время предлагает массу нужных, полезных, хорошо сделанных вещей. Но дело в том, что в результате вам опять же, как и в советской, с самого детства незаметно, но упорно внушают, что в приобретении этих вещей и есть смысл вашей жизни».

Человек форматируется тем, во что он верит. У отформатированного человека уже нет возможности увидеть действительность, в которой он и живет, по-другому. В ней он видит только то, что уже записано в его голове. Любое отклонение будет восприниматься им не как реальность, а как ошибка, отклонения от реальности.

В советское время был популярен анекдот, где председатель колхоза не хотел засыпать лужу перед правлением из-за приезда иностранных журналистов. На призывы засыпать он отвечал фразой, ставшей классической: «Нехай клевещуть».

Не следует думать, что неолиберализм критикуется только на постсоветском пространстве и «неправильными» экономистами. Газета The Guardian в 2016 г. публикует статью экономиста, заглавие которой говорит само за себя — «Неолиберализм — идеология, лежащая в основе всех наших проблем». Здесь, среди прочего, констатируется, что неолиберализм настолько распространился сегодня, что мы перестали воспринимать его как идеологию, словно это биологический закон вроде дарвиновской теории эволюции.

Мир трансформируется тогда, когда сначала «ломается» наш мозг, открывая новые возможности для понимания и моделирования. Завтрашний мир всегда будет новым, если до этого изменится наш разум.

Автор: Георгий Почепцов