Богачи крайне редко отказываются от гражданства, но если уж идут на это, экономика их стран действительно находится в тупике

Никто не любит платить налоги, в особенности если они непомерно велики. Богатые люди не исключение, причем именно у них есть большие возможности для уклонения от этих налогов. Одним из преимуществ богатства всегда была высокая мобильность. Состоятельный человек, не согласный с налоговой политикой правительства, мог поискать пристанища в другой стране, с не столь тяжелым налоговым бременем. И все же преуспевающие граждане крайне редко покидали свою страну — только в случае, если к высоким налогам добавлялись другие проблемы, например политические репрессии или резкое ухудшение экономической конъюнктуры. Такая закономерность наблюдалась во все времена и почти не претерпела изменений.

В Средние века богачи делились на две большие группы — феодалов, владевших землей, и купеческую и ростовщическую элиту, занимавшуюся товарно-денежными операциями. Для феодала эмиграция была практически невозможна, поскольку отказ от подданства короне обычно означал конфискацию имущества. Купцам было гораздо легче, поскольку увезти сундук с золотом не так уж трудно. Наибольшее налоговое бремя в средневековой Европе несли еврейские купцы, и они же чаще других переезжали из одной страны в другую. Впрочем, перемещения богатых коммерсантов, исповедовавших иудаизм, объяснялись не только высокими налогами.

Тяжесть налогового бремени, лежавшего на еврейских общинах, компенсировалась уникальными условиями для бизнеса, ведь только евреям было разрешено заниматься ростовщичеством. Более того, налоговая разверстка внутри общины обычно находилась в руках лидеров, то есть наиболее влиятельных и богатых членов, что создавало широкие возможности для уклонения от уплаты налогов. Однако евреи не только мирились с таким положением вещей, но и были довольны. По легенде, багдадский халиф однажды решил отменить особые налоги, лежавшие на еврейской общине, но богатейшие представители этой общины отговорили его. Самый влиятельный ростовщик Багдада тогда сказал халифу, что, платя высокие налоги, евреи платят за свою безопасность, поскольку без этих налогов они лишатся особого покровительства мусульманского владыки.

Богатые евреи бежали из страны проживания лишь тогда, когда власть начинала злоупотреблять поборами. К примеру, в XIII веке английский король Джон потребовал от еврейского богача Абрахама из Бристоля выплатить 80 тыс. унций серебра в качестве налога. Абрахам не хотел платить и был арестован. Каждый день палач вырывал у заключенного по зубу, и через семь дней тот сдался. Подать разорила купца, и он вскоре покончил с собой. После этого случая еврейские торговцы стали спешно покидать Англию, и властям в конце концов пришлось запретить им выезд из страны.

Если же высокие налоги компенсировались личной безопасностью и хорошими деловыми перспективами, богатые купцы оставались на месте вне зависимости от вероисповедания. В качестве примера можно привести Португалию эпохи Великих географических открытий. Это была страна больших возможностей и непомерных налогов, причем первое перевешивало второе. В XV веке португальские купцы, торговавшие с Северной Африкой, платили в казну 20% доходов. В 1443 году монополию на африканскую торговлю получил принц Энрике (Генрих), прозванный Мореплавателем. Энрике поднял налог для купцов до 25% прибыли, в случае если они отправлялись в плавание на своих кораблях. Если же пользовались судами принца, то платили все 50%. Однако торговцев устраивало такое положение дел, поскольку Энрике создал прекрасные условия для развития португальской торговли. Он организовывал исследовательские экспедиции, оплачивал составление морских карт, обеспечивал доступный кредит для странствующих торговцев, словом, делал все, чтобы прибыли негоциантов росли быстрее налогов. И действительно, прибыль португальских мореходов составляла от 100% до 700% за плавание.

Португальская корона постепенно увеличивала налоговый гнет, но ее покровительство стоило уплаченных денег. В 1504 году король поднял таможенный сбор на торговлю с Востоком с 5% до 30%. Государство также установило контроль над ценами, но купцы были согласны и на это. Дело в том, что португальским торговцам требовалась защита королевского флота. Они нуждались в якорных стоянках, защищенных пушками королевских фортов. Их устраивала поддержка королевских чиновников и дипломатов, которые обеспечивали проникновение на рынки Востока. Наконец, корона давала самое мощное орудие торговой экспансии, какое только можно было придумать,— золотую монету, которую с радостью принимали всюду, от Индии до Северной Европы. Португальские крузадо вытесняли любую другую валюту, что не могло не радовать торговый класс страны.

Ситуация начала меняться с середины XVI века. В стране расцветали бюрократизм и коррупция, дефицит бюджета рос, а прибыль от торговли специями падала. К 1557 году долг казны вырос до 2 млн крузадо, причем до 80% всех расходов шло на роскошную жизнь королевского двора, а вовсе не на поддержание боеспособности флота или развитие производства. Купцов не радовала необходимость оплачивать королевские увеселения из своего кармана, и наиболее смелые и предприимчивые стали перебираться в Антверпен, а позднее — в Амстердам. Сказалась мобильность еврейских купцов, они традиционно уезжали первыми и лучше обустраивались на новом месте. К концу XVI века в Нидерландах уже проживала богатая еврейская община, говорившая по-португальски.

Одним из первых португальских богачей, перебравшихся в Нидерланды, был Иосиф Наси, правоверный иудей, до поры выдававший себя за католика. В середине XVI века он основал в Антверпене, который тогда считался частью Нидерландов, крупный банкирский дом. Наси вел дела со многими королевскими дворами Европы, и банк процветал. Вместе с тем на новой родине финансиста устраивало далеко не все. Нидерланды в те годы принадлежали императору Карлу V, который правил Германией, Испанией с ее безграничными колониями и многими другими странами в Европе и за ее пределами. У императора были крупные внешнеполитические амбиции, которые нужно было оплачивать золотом и кровью. Золото приносили постепенно повышавшиеся налоги, а это задевало интересы Наси. К тому же Карл V был ревностным католиком, а Наси хотел исповедовать веру отцов, не боясь преследований. В итоге банкир списался с турецким султаном Сулейманом I и выторговал весьма выгодные условия эмиграции. Султан обещал право свободно исповедовать иудаизм, крупные налоговые льготы и доходные должности при дворе.

В Стамбуле Наси стал доверенным финансистом султана и много раз исполнял его дипломатические поручения. Доказав свою полезность, он получил в дар Кикладские острова, включая Наксос, Андрос, Милос, Сарос и Санторин. За право владеть островами банкир уплачивал в османскую казну 14 тыс. дукатов ежегодно, что было не слишком большой суммой. Селим II (сын Сулеймана I) также предоставил ему на откуп сбор пошлин с вин, ввозимых через Черное море, что приносило немалый доход. Султан давал своему любимцу все, о чем бы тот ни попросил. В 1569 году Наси пожаловался владыке на короля Франции, который не хотел платить по счетам, и султан разрешил банкиру захватить французские корабли, стоявшие в турецких портах. Часть долга была погашена, несмотря на большой международный скандал. Иосиф Наси умер в 1579 году одним из самых богатых людей в Османской империи, а возможно, и в мире.

Пока Наси наслаждался положением при дворе турецкого султана, в Нидерландах началось восстание против владычества Габсбургов. Причины мятежа были в целом те же, что побудили Наси эмигрировать: голландские купцы устали от высоких налогов и, будучи в большинстве своем протестантами, желали свободно исповедовать эту веру. В итоге Голландия отделилась от испанских владений и сделалась свободной купеческой республикой, где негоцианты сами решали, какие налоги им платить в государственную казну. Налоги эти были отнюдь не маленькими, поскольку молодой республике приходилось воевать за независимость против могучей и сказочно богатой Испании. И все же предприниматели не спешили покидать Голландию, ведь Амстердам стремительно превращался в центр мировой торговли и деловой активности, он привлекал предприимчивых людей со всей Европы. Сюда ехали французские гугеноты, английские пуритане, немцы, скандинавы, итальянцы и многие другие. В результате к середине XVII века иммигранты составляли около 40% населения Амстердама.

Отток деловых людей из Голландии начался лишь в годы Французской революции, когда французы оккупировали страну. Сначала французы взяли с голландцев контрибуцию в размере 100 млн гульденов, при том что национальный доход страны в конце XVIII века составлял 307 млн гульденов. Затем Франция отказалась платить долги голландским банкам. Наконец, Наполеон включил Голландию в состав своей империи и тут же отказался выплачивать внутренние займы голландского правительства. Кроме того, наполеоновские войска принудили голландцев прекратить торговые связи с Англией, что нанесло серьезный вред экономике. Все эти действия подорвали финансовую систему страны и привели к серии банкротств. Налоговое бремя при этом не становилось легче. В результате банкиры и торговцы стали покидать голландские берега. Большинство эмигрантов устремились в Лондон, несмотря на то что британский высший свет в те годы громко жаловался на "грабительские налоги".

В Англии с 1799 года существовал прогрессивный подоходный налог. Правительство возглавлял Уильям Питт Младший — весьма активный и харизматичный политик, желавший победить Францию, чего бы это ни стоило. По закону Питта подданным британской короны, имевшим годовой доход выше £60, приходилось платить по 2 пенса с фунта, то есть одну стодвадцатую часть доходов. Налог повышался с ростом дохода. Те, чей доход превышал £200 в год, платили по 2 шиллинга с фунта, то есть десятую часть своих доходов. Это была максимальная ставка. Имущие классы были глубоко возмущены и ответили правительству массовым уклонением от его уплаты. Питт Младший рассчитывал получить как минимум £10 млн, но собрал не больше £6 млн. Однако как бы ни был неприятен прогрессивный подоходный налог, богатые британцы вовсе не стремились покинуть туманный Альбион. Причина была проста: некуда бежать. На континенте бушевала война, юные Соединенные Штаты были безнадежно провинциальны, а популярные в наше время Сингапур, Багамы и прочие райские острова в те времена выглядели не столь привлекательно. К тому же Англия оставалась центром мировой торговли и колыбелью промышленной революции, так что деловые люди, покинув Британские острова, рисковали остаться в стороне от мировых экономических процессов.

В XIX веке мало что изменилось. Богатые люди крайне редко покидали родные страны, а если уж эмигрировали, то не потому, что хотели избежать налогов, а потому, что новая родина сулила новые перспективы. Центром притяжения для таких людей оставался Лондон, хотя другие европейские столицы также манили предприимчивых людей. Впрочем, меняя страну проживания, богатые эмигранты далеко не всегда меняли подданство.

Перемены начались в ХХ веке. Первая мировая война расшатала финансовые системы европейских стран. Политические режимы лишились прежней стабильности, и в воздухе запахло то ли социалистической революцией, то ли фашистской диктатурой. В 1920-х и 1930-х годах все больше обеспеченных семей перебиралось из Европы в США. Одни бежали от экономических неурядиц, другие — от преследований нацистов, но о налогах думали в последнюю очередь.

Тем временем в мире складывалась система офшоров, позволявшая экономить деньги, не меняя гражданства. Началось все еще в конце XIX века, когда губернатор американского штата Нью-Джерси Леон Эббет придумал новый способ пополнить казну штата. Нью-Джерси максимально упростил процедуру регистрации компаний и понизил корпоративный налог, после чего на территории штата стали открываться один офис за другим. Эту схему вскоре скопировал штат Делавэр, а в 1920-х годах то же самое сделал один из самых бедных швейцарских кантонов — Цуг.

Со временем возможностей для оптимизации налогов становилось все больше. В 1929 году британский суд принял решение, ставшее прецедентом. Было признано, что компания, зарегистрированная в Великобритании, но не ведущая никаких операций на ее территории, не обязана платить налоги в британскую казну. Это решение имело силу и для колоний.

Если зарождавшиеся офшоры помогали уклоняться от корпоративных налогов, то физические лица могли изрядно сэкономить, воспользовавшись услугами швейцарских банков. В 1934 году Швейцария приняла закон о банковской тайне, согласно которому банки должны были скрывать информацию о вкладчиках даже от швейцарского правительства.

После войны многие бывшие колонии, а также территории, оставшиеся под властью европейских правительств, превратились в офшоры. Их деятельность позволяла богатым людям экономить на налогах, не отказываясь от гражданства. Например, в Голландии и ее колониях творческие гонорары облагаются почти нулевым налогом. Участники The Rolling Stones ускользнули от британских налоговиков, не отказываясь от гражданства, а зарегистрировав на Кюрасао компанию, которая сделалась правообладателем их интеллектуальной собственности. Такая схема позволила Мику Джаггеру и его друзьям избавить от налогов более чем €340 млн. То же самое сделал известный борец против нищеты и несправедливости фронтмен U2 Боно. В 2006 году, когда в его родной Ирландии был введен налог на гонорары в размере 12,5%, он сразу же создал компанию на голландской земле.

И все же богатым людям, желавшим избежать уплаты налогов, время от времени приходилось отказываться от гражданства, в особенности американского. Дело в том, что в США существовала и существует уникальная система взимания налогов. Американцы платят своему правительству, даже если проживают и занимаются бизнесом вне территории США. Америка, таким образом, взимает налог за само право быть американским гражданином, в то время как другие страны берут налоги лишь за право проживать на своей территории. Поэтому если американцу совсем не хочется платить американские налоги, он отказывается от гражданства.

Одним из первых американских миллионеров на такой шаг решился Эрл Таппер, который до тех пор мог считаться образцовым американцем, разбогатевшим благодаря деловой сметке. В 1920-х годах Таппер владел небольшим бизнесом, но разорился во время Великой депрессии. Затем он устроился на химический завод концерна DuPont, где познакомился с производством пластмассы. В ходе экспериментов с отходами производства Таппер изобрел пластиковую посуду. Пластиковые тарелки, чашки и контейнеры для бутербродов не бились, не пропускали влагу, легко очищались и стоили крайне дешево. Таппер понял, что это его шанс, и не упустил его. Свое изобретение предприниматель нарек таппер-тарой (tupperware) и в 1938 году основал компанию Tupperware Plastic. Вскоре таппер-тара продавалась по всей стране.

Вторая мировая война принесла правительственные контракты, причем не только на небьющуюся посуду, но и на пластиковые газовые маски. Однако настоящий расцвет Tupperware Plastic пришелся на послевоенные годы. В 1948 году Таппер нанял на должность менеджера по продажам Брауни Уайс, которая предложила сбывать пластиковую посуду методом прямых продаж. С подачи Уайс таппер-тару стали продавать американским домохозяйкам в ходе особых фуршетов и пикников, на которых любой желающий мог убедиться в преимуществах небьющейся посуды.

К концу 1950-х годов Эрл Таппер понял, что может уйти на покой. Он мечтал продать компанию и на заработанные деньги купить островок у побережья Коста-Рики. Однако Таппера вовсе не радовала перспектива до конца дней платить налоги стране, из которой он собирался уехать. В 1958 году он все-таки решился начать новую жизнь. Таппер уволил Брауни Уайс, продал компанию за $16 млн, развелся с женой и купил вожделенный остров. Чтобы избежать американских налогов, он сделался гражданином Коста-Рики и зажил в собственное удовольствие.

Вскоре примеру Таппера последовал знаменитый американский актер Юл Бриннер. Впрочем, Бриннер никогда не был в глазах соотечественников стопроцентным американцем. Бриннер родился в 1920 году во Владивостоке, и звали его тогда Юлий Борисович Бринер. В его родословной нашлось место швейцарцам, бурятам, татарам, евреям, русским и цыганам. Вместе с матерью он попал сначала в Харбин, потом в Париж, потом снова уехал в Китай и лишь в 1940 году эмигрировал в США, где вскоре стал работать на радио. Поскольку отец Бриннера был гражданином Швейцарии, сам Юл Бриннер официально считался швейцарцем, но в 1943 году натурализовался в США. И все же в актерской карьере Бриннера было мало американского. Его звездной ролью стал образ сиамского короля в бродвейском мюзикле "Король и я", ради которого он в первый раз обрился наголо. С тех пор актер играл в основном романтичных иностранцев — фараонов, библейских царей и даже Тараса Бульбу. Пожалуй, самой американской ролью Юла Бриннера стал лысый ковбой в черном из фильма "Великолепная семерка", полюбившегося и американскому, и советскому зрителю.

Слава кружила голову, и Бриннер тратил деньги не задумываясь. В 1958 году ему предложили роль в фильме "Соломон и царица Савская", где предстояло играть с Джиной Лоллобриджидой. Бриннеру обещали за роль $1 млн, но американские налоговые службы намеревались изъять значительную часть этих денег. Актер, опасавшийся банкротства, отказался от гражданства США, снова сделавшись швейцарским подданным. Решение Бриннера вызвало скандал в США, но его актерская карьера от этого не слишком пострадала.

Таппер и Бриннер были исключениями из правил, поскольку первый отказался от гражданства, решив уйти на покой, а второй и вовсе балансировал на грани банкротства. Куда чаще богатые люди, отказываясь от гражданства, искали благоприятных условий для бизнеса. Так поступил, например, один из величайших финансистов ХХ века Джон Темплтон, отказавшийся от американского гражданства в 1968 году.

Темплтон начал карьеру на Уолл-стрит в 1939 году с того, что скупил акции американских компаний, стоимость которых из-за Второй мировой войны опустилась ниже $1 за штуку. Война стимулировала экономику США, и цены на акции пошли вверх, так что в последующие годы Темплтон озолотился. После войны он был одним из первых инвесторов, рискнувших вкладывать в японскую экономику, и снова не прогадал. Он же одним из первых стал использовать международные взаимные фонды. Темплтон был признан настоящим биржевым гением, и на то были все основания. К примеру, один из клиентов доверил ему в 1954 году $65 тыс., а через 40 лет его состояние достигло $37 млн.

Такой блестящий финансист просто не мог пройти мимо возможностей, открывавшихся в мире офшоров. Отказавшись от американского гражданства, Темплтон не только сэкономил $100 млн на налогах, когда продавал один из своих инвестиционных фондов, но и перенес операции на Багамские острова. Он стал багамским гражданином и подданным британской короны. В конце концов Темплтон даже получил рыцарство из рук английской королевы. Впрочем, его привлекало вовсе не рыцарство, а то, что на Багамских островах не было и нет подоходного налога.

В 1990-х годах аналогичным образом поступили президент крупнейшей компании—производителя пластиковых стаканчиков Кеннет Дарт и основатель фармакологического гиганта USANA Мирон Венц. Первый поменял американское гражданство на гражданство Белиза, а второй — на гражданство Сент-Китс и Невис.

К концу 1990-х годов деятельность офшоров стала вызывать беспокойство США и ряда других крупных государств. Началось постепенное наступление на офшоры и тайные банковские операции. Борьба c налоговыми уклонистами стала приносить плоды, вместе с тем у многих богатых людей в развитых странах возникли основания для того, чтобы поискать новую родину. Ведь если от налогов нельзя уйти прежним способом, почему бы не попробовать что-то новое?

Дополнительные поводы задуматься о смене гражданства стали появляться у богатых после кризиса 2008 года и в особенности после того, как начались проблемы в еврозоне. Президент Обама в Белом доме, президент Олланд в Елисейском дворце и многие другие политики первой величины заговорили о том, что богатые должны помочь своим странам разделаться с суверенным долгом, поскольку сам этот долг существенно вырос, когда правительства спасали мировую финансовую систему от неизбежного краха. Некоторые богачи отнеслись к этим идеям с пониманием, по крайней мере на словах. Другие оказались категорически против.

Среди преуспевающих предпринимателей, готовых проголосовать ногами против налогов на богатство, оказался один из основателей крупнейшей социальной сети Facebook Эдуардо Саверин. В 2009 году молодой мультимиллионер переехал жить в Сингапур, а в 2011 году поменял американское гражданство на сингапурское. Сингапур уже давно стал прибежищем для миллионеров, уставших от подоходных налогов, но случай с Саверином глубоко возмутил американскую общественность. Одни говорили, что создатель Facebook поступил правильно, поскольку администрация Обамы ведет страну в налоговый тупик. Другие же обвинили Саверина в черной неблагодарности. Дело в том, что Саверин родился в Бразилии, а его юность пришлась на "лихие девяностые", когда в этой стране царил бандитский беспредел. Его отец был довольно богатым бизнесменом и однажды узнал, что имя сына находится в списке кандидатов на похищение, составленном бандитами, которые промышляли киднеппингом. Желая избежать проблем, семья переехала в США, где Эдуардо получил образование и познакомился с Марком Цукербергом и другими будущими основателями главной мировой социальной сети. Критики упрекнули Саверина в том, что он отказался помочь в трудный момент стране, которая спасла его от бразильских бандитов.

Не меньший скандал вызвало недавнее заявление самого богатого гражданина Франции Бернара Арно о желании принять бельгийское подданство, в случае если Франсуа Олланд исполнит предвыборное обещание и введет в стране 75-процентный налог на богатых. Состояние Арно оценивается в €41 млрд, в его активе находятся такие бренды, как Louis Vuitton, Dior и Dom Perignon. Большинство левых уже успели осудить Арно за отсутствие патриотизма, а вот британский премьер Дэвид Кэмерон не без злорадства заявил, что расстелет красную ковровую дорожку перед всеми богатыми французами, которые захотят покинуть Францию. Впрочем, Кэмерон рано радуется, поскольку, по данным статистики, сегодня 19% британцев, обладающих накоплениями и инвестициями на сумму свыше £250 тыс., задумываются об эмиграции в страны с более мягким налоговым климатом.

Так или иначе, похоже, старые закономерности остаются в силе. Богатые терпят тяжелое налоговое бремя до тех пор, пока видят перспективы для бизнеса и имеют возможность увести в тень часть доходов. Однако как только эти возможности оказываются перекрыты, состоятельные и предприимчивые граждане страны начинают подыскивать новую родину. Удар по офшорам, повышение налогов и смутные перспективы экономического роста создали как раз такую ситуацию, когда у богатейших людей появляется охота к перемене мест.