Силовые предприниматели и "братва" в бизнесе
Автор социологического исследования о бандитах Вадим Волков рассказал, как победить "силовых предпринимателей".
Профессор Европейского университета Вадим Волков — один из немногих людей, у кого остались приятные воспоминания от общения с питерскими братками. "Я ощущал реальную пульсацию жизни",— так вспоминает он свой проект по изучению их мира. Толчком, побудившим Волкова заняться опасным исследованием, стало любопытство. Проходя мимо здания РУБОПа, он постоянно задавался вопросом, что же это за люди выходят из него и садятся в свои тонированные "мерседесы": бандиты или рубоповцы? В результате исследования Волков пришел к выводу, что между ними нет разницы — и те и другие являются силовыми предпринимателями. По сути, они торгуют своей способностью к принуждению. Например, могут принудить ненадежного партнера к выполнению обещания. Почему же в российском бизнесе так много силовых предпринимателей?
Чем силовой предприниматель отличается от обыкновенного?
ВАДИМ ВОЛКОВ: Эти люди по-разному решают для себя пушкинскую дилемму: "Все куплю, сказало злато. Все возьму, сказал булат". У силовых предпринимателей есть одно серьезное достоинство: они умеют захватывать и перераспределять активы, чем внушают к себе уважение и страх. Один бизнесмен из Екатеринбурга мне недавно сказал: "У нас главный тренд — не попасть под Чемезова" (Сергей Чемезов, глава корпорации "Ростехнологии".— СФ). Ранее Чемезов ярко продемонстрировал свою квалификацию на АвтоВАЗе, где убрал других силовых предпринимателей — "неэффективных бандитов" из группы СОК. Однако в менеджерских умениях современные силовые предприниматели проигрывают "мирным" бизнесменам. Как и бандиты 1990—х, они попадают в зависимость от своей собственности. Им нужно либо переучиваться, либо брать нормальных менеджеров в долю.
Получается, что силовые предприниматели — это паразиты. Ценность создают другие, а они приходят на готовенькое.
ВВ: Не совсем так. На самом деле сила фундаментальнее рыночного обмена. Вся экономическая наука искусственна — она теряет смысл, когда участники рынка оказываются в ситуации неравной безопасности. В "человека экономического", Homo economicus, встроен внутренний запрет на применение силы. Он ищет выгоду, но репертуар его поиска ограничивается только мирными способами. А если государство не дает всем равных гарантий безопасности, то на рынок выходит силовой предприниматель и корректирует пропорции обмена. Ценность силы применительно к российскому рынку даже можно измерить — это разница между рыночной стоимостью актива и ценой, по которой его купил заказчик "наездов" со стороны прокуратуры или налоговой.
Экономист будет настаивать, что это искажение рынка.
ВВ: А кто сказал, что это не норма? Рыночная экономика и государство как гарант безопасности игроков — лишь недавнее историческое исключение из правила. Раньше торговцы были одновременно и воинами. Посмотрите, как действовали викинги. Они захватывали стратегические точки, монополизировали сбор дани и организовывали удаленную торговлю. Вещий Олег ведь в 907 году прибил щит к вратам Царьграда не из грабительских побуждений, а чтобы восстановить разорванный Византией торговый контракт. Когда твоих "коммерсов" выгоняют, грабят или убивают, с твоей стороны должна следовать, как говорят наши бандиты, "ответная комбинация". Интересно, что российская бизнес-среда сейчас не очень сильно отличается от картины тех времен. У нас воины и торговцы до сих пор не отделены друг от друга — силовыми партнерами бизнеса становятся ФСБ, милиция и даже санитарная служба. Помните, каков был этический посыл письма экс-главы Госнаркоконтроля Виктора Черкесова: нельзя быть одновременно и торговцем, и воином? Так ведь его тогда никто не услышал, все только посмеялись.
Почему мы застряли в средневековье?
ВВ: Полагаться на силу — естественная привычка человека. Люди будут использовать ее до тех пор, пока не натолкнутся на серьезное ограничение. Например, вы заводите уголовное дело против конкурента и сами попадаете под статью за превышение должностных полномочий. В России люди, которые могли создать систему ограничений, ограничивающую применение силовых методов, сами являлись игроками "рынка силы". Им такая система невыгодна, ведь они одновременно и воины, и торговцы. В итоге мы имеем множество альтернативных поставщиков силы, которые сами становятся источниками рисков: "Этот маргинальный "коммерс" ни с кем не работает? Давай-ка его шваркнем!" Если вы вооружены, и я вооружен, значит, можно вести бизнес по учебнику Самуэльсона. Если вы безоружны, то "я ваш товар раздербаню, а вас убью" — как было в записке одного "бизнесмена" другому, которую мне удалось перехватить. Это древние, архаичные и вместе с тем вечные отношения.
Несчастным российским "коммерсам" суждено вечно отбиваться от силовых предпринимателей? В посткризисном мире наверняка будет высокий спрос на силу.
ВВ: Судьба силового предпринимательства в России зависит от того, куда будет инвестировать страна: в человеческий капитал или в охранников. Сравните Англию и США. В Америке огромное количество вооруженных полицейских на улицах, и их постоянно не хватает, а английские бобби носят только дубинки. Почему? Потому что общества по-разному инвестировали ресурсы в безопасность. Англичане вложились во внутренний контроль над человеком — создали мощную систему воспитания и образования, а американцы во внешний, то есть в полицейских и тюрьмы. Инвестиции в силу дают краткосрочный эффект. Если поставить на всех углах полицейских, они, конечно, отпугнут преступников. Но чем после этого займутся миллионы стражей порядка? Инвестиции в программы воспитания, образования, школы, секции позволят сформировать внутренние механизмы контроля. Отнимать и обманывать просто не позволит воспитание. В результате возникнет деловая среда, где силовики не будут нужны в таком количестве. Так что бизнес должен давать деньги не милиции, а школам.
книга Волков В. В. Силовое предпринимательство: экономико-социологический анализ М.: ГУ-ВШЭ, 2005 |