Каким тайным бизнесом промышляют музейные хранители
«Это наши внутренние семейные разборки! Не лезьте! Мы сами разберемся!» — уговаривали корреспондента «МК» в Питере» главные участники этой истории. Но чем больше я погружалась в хитросплетения «семейных» разборок, тем явственнее становилось одно: речь, возможно, идет о грандиозных махинациях при закупке предметов старины для музеев Петербурга. Этот «внутренний» конфликт, который его участники сейчас стараются погасить всеми силами, похож на фитиль, способный взорвать тихий музейный мир.
А началось все с того, что 23 января петербурженка Ирина Чернова (фамилия изменена. — Ред.) отправила в городской Комитет по культуре письмо, из которого следовало, что принадлежащий ей французский чайный сервиз I половины XIX века был продан от чужого имени Музею-заповеднику «Гатчина» за 350 тысяч рублей. «Де-факто для фондов музея приобретен похищенный у меня предмет», — резюмирует Ирина Чернова и просит разобраться в сложившейся ситуации. В частности, «обязать должностных лиц музея, ответственных за пополнение фондов и проведение закупок, привести документы по закупке французского сервиза в соответствие с законом, а также решить вопрос о возврате денежных средств законному собственнику».
За рамками письма осталось главное — то, каким образом ценный сервиз был продан Гатчинскому музею и какова при этом была роль заведующего отделом драгоценных металлов Эрмитажа 35-летнего Александра Солина… Личность в музейных кругах неоднозначная. Солин — непосредственный участник беспрецедентного скандала, случившегося в Эрмитаже летом 2006 года, когда из запасников исчезло более 200 предметов декоративно-прикладного и ювелирного искусства.
Борец с хищениями в Эрмитаже
Тогда еще скромный сотрудник Эрмитажа Солин первым обнаружил недостачу в фондохранилище драгоценных металлов. И было это в 2005 году — ровно за год до того, как о краже стало известно всему Петербургу. Хранительница коллекции Лариса Завадская скоропостижно скончалась в возрасте 46 лет от сердечного приступа в том же году. На ее должность был назначен 28-летний Александр Солин, выпускник Мухинского училища, младший научный сотрудник Отдела истории русской культуры. По словам очевидцев, принимая коллекцию под свое хранение, он предусмотрительно решил сверить все содержимое с записями. Обнаруженная «недостача» и стала поводом для тотальной проверки фондохранилища. Итог был удручающим. И хотя директор музея Михаил Пиотровский сказал, что исчезли «не представляющие исключительной ценности предметы» (иконы, церковные чаши и другие эмали эпохи русского Средневековья, а также ювелирные изделия XIX века общей стоимостью около 5 миллионов долларов), скандал разразился грандиозный.
В краже обвинили мужа покойной хранительницы — Николая Завадского. По версии следствия, супруги промышляли этим криминальным бизнесом еще с 90-х годов (выносили ценную утварь из Эрмитажа и сбывали ее в антикварных лавках). Обвинение смогло доказать, что по вине Завадских знаменитый музей лишился 77 ювелирных экспонатов. Как пропали остальные, осталось невыясненным.
Николай Завадский был приговорен к пяти годам колонии общего режима. Как в дальнейшем сложилась его судьба, неизвестно. Родственники Завадского больше не хотят общаться с прессой.
...Александр Солин, заняв должность хранителя отдела драгметаллов, к содержимому которого было приковано столько внимания — и культурной общественности, и следственных органов, — вел себя безукоризненно. Молодой человек, выступив одним из инициаторов ревизии коллекции, сразу зарекомендовал себя с наилучшей стороны. Как честный и принципиальный сотрудник.
Поэтому то, что рассказывают о нем сейчас его знакомые и друзья (по крайней мере, до недавнего времени числившиеся таковыми), кажется насмешкой судьбы — человек, вскрывший хищения в Эрмитаже, не может быть причастным к краже и продаже за 350 тысяч рублей чайного сервиза с участием подставного лица... Или все-таки может?
«Угомони свою мать!»
Как рассказала «МК» в Питере» Ирина Чернова, Александра Солина она знает много лет — он одноклассник ее дочери. Молодой человек был вхож в ее дом, с годами дружба перетекла практически в родственную связь. Поэтому она без тени сомнений отдала любимому другу семьи старинный чайный сервиз из 11 предметов — предполагалось, что для оценки его стоимости. Полгода Ирина Николаевна о нем не вспоминала, пока случайно не узнала о том, что сервиз уже продан. За 350 тысяч рублей. Только почему-то без ее согласия и присутствия. Денег она не получила.
Продавцом выступил маклер (специалист по недвижимости) Владимир Мирошниченко — общий знакомый и Солина, и Черновой (в этой истории вообще все друг друга давно и хорошо знают). Чернова потребовала объяснений, но Мирошниченко, по ее словам, заявил ей, что «к сервизу отношения не имеет, соответствующих документов не подписывал». И денег за сервиз тоже не получал. Мол, все вопросы к Солину.
О случившемся Ирина Чернова рассказала издателю Константину Тюникову, который также тесно сотрудничает с городскими музеями и хорошо знает всех героев этой истории. Солина так вообще почти десять лет. Тюников и уговорил Чернову «дать делу ход». Было написано заявление в Комитет по культуре, копия отправлена в городскую прокуратуру. Картина вырисовывалась неприглядная — подставной продавец, продажа чужого сервиза... Получается чистое мошенничество.
— С Солиным я так и не поговорила об этом, — говорит Ирина Чернова. — Он мне не звонит, а звонит моей дочери в Италию с криками «Угомони свою мать!».
«Это наши семейные разборки»
Константин Тюников прежде, чем выносить «сор из избы», провел свое собственное расследование.
— Владимир Мирошниченко рассказал мне, что по просьбе Солина завел на свое имя банковскую карту, на которую и были перечислены деньги за сервиз — 350 тысяч рублей,— говорит Константин Тюников. — Но этих денег, по его словам, он не получил. Якобы он передал пин-код Солину, а что было дальше, не знает.
Поначалу Мирошниченко был готов общаться с «МК» в Питере» на эту щекотливую тему, но затем внезапно передумал.
— Это наши внутренние семейные разборки! — заявил мне Владимир Мирошниченко. — Мы сами разберемся.
— Скажите только, вы продавали чайный сервис Гатчинскому музею? Это ваша подпись на документе?
— Ничего говорить не буду. Это наше дело. Не ваше.
В таком же духе высказался и сам Александр Солин. Правда, он постарался вообще дистанцироваться от этой истории.
— Это их внутрисемейные разборки, в которые почему-то было приплетено мое имя. Сейчас Чернова с дочкой поссорилась из-за этой истории, — заявил он. (Не из-за того ли, что дочка по настоянию Солина просит мать не поднимать скандал?)
— Вы говорили с Черновой о ее письме в Комитет по культуре?
— Нет. А зачем? Она мне не звонит.
— Хотя бы понять, почему она возводит на вас эту, как вы считаете, напраслину с похищением сервиза?
— Не хочу. Мне это неинтересно.
Удивительно, не правда ли? Мать одноклассницы, с которой Солин по-прежнему общается, по сути обвиняет его в преступлении, а он говорит, что ему это неинтересно. Выяснить отношения по-тихому, не доводя ситуацию до того, что ею начинают интересоваться журналисты, стороны оказались неспособны. И только после — когда начали вскрываться тайные пружины конфликта — все в один голос завопили: «Не лезьте! Это наши семейные разборки!»
Тайные пружины
Как стало известно «МК» в Питере», 12 октября 2012 года закупочная комиссия Комитета по культуре одобрила Гатчинскому музею закупку не только французского сервиза за 350 тысяч рублей, но и еще ряда вещей — на общую сумму 700 тысяч рублей.
— Я в этой среде вращаюсь давно, — говорит издатель Константин Тюников. — И некоторые вещи вызывают у меня подозрения. К примеру, не проводится никакой инвентаризации предметов в фондохранилище — того же Музея-заповедника «Гатчина». Какие вещи закупаются, какова их подлинная цена, все покрыто мраком. Я знаю, что этот чайный сервиз Чернова купила в антикварной лавке в Италии всего за тысячу евро. Здесь его оценили в 350 тысяч рублей. Можно, конечно, предположить, что она чудом купила действительно ценный сервиз за бесценок... Но я слишком хорошо знаком с изнанкой этой истории. Ведь никто не контролирует, не проверяет, что на самом деле закупают хранители для своих фондов! Нечестный хранитель способен превратить фонд в кладбище третьесортного антиквариата. Это когда по протекции того или иного хранителя закупочная комиссия музея приобретает для пополнения фондов вещи, не имеющие никакого отношения к концепции собрания, предметы, не достойные называться «сокровищами». Эти «новые поступления» ложатся на дальнюю полку, музей платит деньги продавцу, а откат пополняет кошелек хранителя. В антикварных кругах ходит байка о том, как серебряный письменный прибор, который пылился в магазине три года, успешно пополнил фонды одного из питерских музеев за цену, превышающую первоначальную в 8 раз! А представьте себе ситуацию, когда несколько хранителей объединят свои ресурсы и возможности?
Комитет по культуре ежегодно выделяет определенную сумму на пополнение музейных фондов. Это миллионы рублей. И на эти деньги приобретается недорогой антиквариат (мебель, посуда, одежда), который якобы уникален и бесценен? «Свой» эксперт выдаст нужное заключение, и предмет старины уйдет за баснословные деньги, хотя его настоящая стоимость в разы дешевле? Отличный бизнес, который трудно проверить, потому что такие экспонаты, как правило, не включают в экспозиции — они будут вечно пылиться в чулане, доступ к которому имеет только хранитель.
По словам Тюникова, благосостояние того же Солина в последние годы резко улучшилось — частые заграничные поездки (совсем не по работе), дорогая одежда. И это при музейной зарплате в 20 тысяч рублей. Ему явно благоволит руководство Эрмитажа.
— Ни статей, ни монографий, ни диссертаций, — удивляется Константин Тюников. — Какой наукой занимается сотрудник Эрмитажа? Но хранитель в наших музеях — «священная корова», это пожизненная должность.
Александр Солин, похоже, уже выработал стратегию поведения. Он обвиняет Тюникова, некогда своего друга, в духе коммунальной склоки.
— Мы с ним дружили. Издавали вместе книги о Гатчинском дворце, — говорит Солин. — А потом у него в голове что-то переклинило. Я думаю, что эта агрессия по отношению ко мне пошла, извините, мне сложно произносить эту фразу, на почве алкоголизма... Поэтому все, что он говорит, — пьяный бред!
Роковые блюдца
Но «личный», «семейный», «интимный», как угодно назовите, конфликт с участием хранителя отдела драгметаллов Эрмитажа уже не может быть таковым по определению, когда речь идет о закупках предметов старины для музеев города за бюджетный счет.
И все-таки, как и кем был продан чайный сервиз Музею-заповеднику «Гатчина»? С этим вопросом я отправилась в Гатчину, окрыленная словами директора музея Василия Панкратова о том, что все документы о закупке мне покажут — ведь ничего предосудительного в них нет...
Но бумаг я так и не увидела, главный хранитель Музея-заповедника «Гатчина» Елена Ефимова охраняла их так, словно в них заключалась гостайна.
— Какие-либо документы о закупке и владельце сервиза мы не имеем права никому показывать, — сразу заявила Елена Ефимова и предупредила: — Я буду записывать наш разговор на диктофон.
Я достала из сумки свой. Так и разговаривали — наставив друг на друга микрофоны, словно пистолеты. Разговор начали с «теоретической части» — с того, как происходит закупка ценных предметов у населения.
— Закупка — это длительный процесс, — говорит Елена Ефимова. — Когда нам звонит человек и предлагает какую-то вещь, мы либо едем к нему домой и смотрим, интересен нам этот предмет или нет, либо он приезжает к нам сам. Если вещь представляет интерес, то мы оформляем ее на временное хранение — до рассмотрения на фондово-закупочной комиссии, в состав которой входят хранители основных фондов музея. Они решают, нужна ли вещь, устраивает ли музей заявленная владельцем цена. Если все устраивает, то вопрос выносится на рассмотрение закупочной комиссии в Комитет по культуре Петербурга.
— А кто принес вам французский чайный сервиз I половины XIX века — Солин или Мирошниченко?
— Его принес нам Владимир Мирошниченко, которого я тоже знаю. Мы периодически покупаем у него какие-то вещи. При оформлении вещи на временное хранение с владельцем заключается договор, к которому прикладывается целая куча документов — паспорт, ИНН, номер банковской карты. Мирошниченко прошел ту же процедуру оформления.
— А как он получил деньги за сервиз?
— Они были перечислены на его банковскую карту. Музей «живых» денег не видит. Все идет безналом по документам. После закупки Мирошниченко позвонил, сказал, что деньги им получены, и мы спокойно поставили сервиз на учет.
На прощание — уже не под диктофон — хранительница поделилась и вовсе удивительной информацией. Александр Солин, как оказалось, частый гость в Гатчинском дворце. Но не как эксперт, сотрудник Эрмитажа, а как... продавец.
— Вот недавно кресло старинное продал, — «проговорилась» хранительница.
То есть периодически продает вещи музею Мирошниченко, он же — хороший знакомый (практически родственник, судя по словам всех главных участников этого музейного детектива) Александра Солина. И так же, время от времени, приносит старинные вещи на продажу сам Александр Солин, хранитель престижного отдела Эрмитажа. Гатчинский музей с удовольствием их покупает, но при этом документов любопытным журналистам не показывает.
— Не получится у вас скандала, — удовлетворенно заметила хранительница, которая даже не стала скрывать, что общалась перед встречей со мной и с Мирошниченко, и с Солиным. Зачем? Сверяла показания фигурантов о версиях «внутрисемейных разборок»?
— Инцидент исчерпан, — уверен Александр Солин. — Чернова пошла на попятную.
Действительно, Ирина Чернова уже заявила, что не хочет больше муссировать эту историю, так как действительно боится испортить отношения с дочкой: «Она сказала, что сама решит вопрос с Солиным, и деньги он вернет».
Обычно крупные дельцы горят на мелочах… Чайные блюдца, проданные втихаря от их владелицы в Гатчинский музей, стали той самой мелочью. Можно не сомневаться, что 350 тысяч рублей, вырученные за сервиз, Чернова теперь получит. Огласка теневых схем музейно-антикварного бизнеса обойдется намного дороже.
Цифры
В 2011 году на пополнение музейных коллекций в России было потрачено 40 миллионов рублей, а в 2012 году — 250 миллионов.
Кстати
Хранители любого сделают царем
Попасть в фонд любого крупного питерского музея — большая проблема, даже тем, кто пишет диссертации и научные труды. Нужно пройти массу согласований, чтобы проникнуть в сокровищницу. И это понятно и оправданно. Но эти строгие правила не работают, если вы хорошо знакомы с хранителем. Тогда можно взгромоздиться на коронационный трон Александра Третьего, прицелиться из винчестера Александра Второго, подержать в руках подарки Николаю Второму. Рассказывают, что в одном из офисов на Невском проспекте директор вывесил фотографию своего кота на царском троне.
Ирина МОЛЧАНОВА